В 1958 г. Мария Каллас покинула спектакль после 1-акта. В каком театре это произошло и почему был неслыханный скандал?

Скандал, разразившийся 2 января 1958 года, был раздут газетными заголовками, точно политическое событие мирового значения. После пяти представлений "Бала-маскарада" Верди открывшего сезон "Ла Скала" 1957-1958 годов, Каллас предстояло открыть театральный сезон в Риме "Нормой" Беллини. В новогоднюю ночь она исполнила по телевидению арию "Casta diva", затем отметила Новый год в одном из римских ночных клубов и проснулась утром, за тридцать шесть часов до выступления, совершенно без голоса, хотя на генеральной репетиции она была в превосходной форме. По сообщению Еллинека, Менегини с превеликим трудом удалось заполучить к ней врача в первый день нового года. В том, что Каллас несомненно была больна, удостоверяет и тот факт, что она попросила директора театра подыскать ей замену. Но даже если бы удалось реанимировать Патти или Пасту, все равно это не спасло бы положения. Был объявлен гала-спектакль Каллас, на котором должен был присутствовать сам президент страны; билеты в партер стоили более сорока долларов. Даже Менегини подпал под магию славы своей жены. Она должна, она обязана, она будет петь! И действительно, на другое утро состояние ее голоса как будто улучшилось. Однако спустя всего несколько часов выяснилось, что мнимое улучшение явилось лишь следствием медикаментозного вмешательства.
"Sediziose voci, voci di guerra awi chi alzar s'attenta" ("Голоса соблазна, голоса войны, есть ли среди вас хоть один, который отважится...") — такими словами в "Норме" начинается речитатив перед той арией, о которой говорят, что большинство примадонн с охотой пожертвовало бы рукой, лишь бы только им удалось, пусть хоть один-единственный раз, совершенно ее исполнить. После фразы: "Бунтарские голоса, голоса войны дерзко поднимаются у алтаря Господня", — спетой Марией Каллас, которой удавалось лишь усилием воли и высочайшим вокальным мастерством мобилизовать голос и заставить его звенеть металлом, в зале раздались воинственные клики. В конце первого акта, который она еще не успела довести до конца, враждебно настроенные фанаты, не обращая внимания на действо на сцене, повели себя, как взбесившиеся дикари.
И она сделала то, что должна была сделать с самого начала она прекратила выступление. Тщетны были все уговоры дирижера Габриэля Сантини, художницы Маргериты Вальманн, Дokтора театра Карло Лантини: Каллас не смогла выйти на сцену. А дублера, который на случай подобной оказии должен был бы продолжить партию, в театре не оказалось. Публике, в том числе и президенту с супругой, пришлось отправиться домой.
Ни одна из газет не озаботилась здоровьем певицы, более того ее облыжно обвинили в оскорблении президента республики будто отказ потому только превратился в скандал, что в театре находилась какая-то авторитетная личность. На другой день перед отелем "Квиринале", в котором остановилась Каллас, собралась злобствующая свора недоброжелателей.
Трудно объяснить, как все произошло, ибо впоследствии скандал превратился в трагикомическую легенду. Даже репортер римской "Мессаджеро", свидетель того представления, не мог с уверенностью сказать, что за крики неслись из зала. То ли "Via la Callas" - "долой Каллас", то ли "Viva la Callas" - "да здравствует Каллас". Несомненно одно: раздавались возгласы: "Evviva L'ltalia" и "Viva le Cantanti italiane" и относились они в первую очередь к Аните Черкуэтти, которая пела во втором спектакле и прославилась хоть и заслуженно, но весьма неподобающим образом.
Журнал "Опера" отмечал уже тогда, что Мария Каллас сама столкнула себя с пьедестала, хотя для итальянской оперы она сделала гораздо больше, чем были в состоянии представить себе римские шовинисты. И конечно вызывало удивление, что скандал в опере оттеснил в тень даже результаты футбольных встреч и политических событий. Но более благоразумные итальянцы признавали, что во время спектакля сразу бросалось в глаза болезненное состояние певицы.

2 января Римская Опера открывала сезон "Нормой" с Марией Каллас, Мириам Пираццини и Джулио Нери под управлением Габриэле Сантини. Корелли пел партию Поллиона. Каллас была не в лучшей форме, и кое-то из зрителей достаточно громко выражал свое неудовольствие. По окончании первого действия Каллас объявила, что не в состоянии продолжать, и несмотря на все уговоры и угрозы дирекции, покинула театр. И без того неприятная ситуация усугублялась присутствием в зале президента Италии Джованни Гронки. Большинство итальянцев, особенно пресса, расценили поведение Каллас как оскорбление президента и в его лице всей нации. Певицу немедленно известили о том, что театр более не нуждается в ее услугах. Через 2 дня спектакли возобновились с участием Аниты Черкуэтти, которую публика принимала с огромным энтуазизмом.

В 1958 году, в Риме партнёр был Франко Корелли

Она не очень хорошо себя чувствовала, и публика не давала ей возможности показать себя с лучшей стороны. Кто-то зашипел на нее из зала. Когда Каллас ушла за кулисы после первого акта, она был совершенно спокойна. Затем она вдруг занервничала и объявила, что не будет петь дальше. Дирекция театра пыталась убедить ее продолжить спектакль, но Каллас уже превратилась в разъяренную львицу и начала швырять в них, все что попадалось ей под руку. Из-за того, что все это время она кричала, голос пропал совсем. Но когда Каллас покидала театр, она снова выглядела совершенно очаровательно, словно ничего и не произошло.

В Риме опера " Норма"
Она была слегка нездорова, и потому не могла петь столь прекрасно, как она делала это обычно. Кто-то из публики начал перекрикивать ее. Когда после первого действия она покинула сцену, то была совершенно спокойна, но потом начала нервничать, заводиться, и объявила об отмене выступления. Представители администрации театра пришли к ней в гримерную с целью заставить ее продолжить спектакль. Это разъярило ее, и она начала кричать. Она даже бросила в них несколько ваз и кресло. Разумеется, после этого голос совсем пропал, и она не могла петь.